Это очень помогает — общение с тем, кто готов понять тебя, пусть даже через стены.
У меня была ручная черепаха в тюрьме.
Я начал отбывать свой срок в менардской исправительной колонии в южном Иллинойсе, где жил с 2000 до 2002 года. Территория колонии примыкала к скалистому утесу и олени иногда выходили из леса, чтобы посмотреть вниз, на нас. Летом я всегда мог найти себе питомца; змеи, лягушки и черепахи периодически пробирались к нам. Ночью, выглянув в окно, я мог увидеть дюжину енотов, сидящих на крыше хранилища и планирующих нападение на мусорные контейнеры, выставленные возле столовой.
Однажды я контрабандой пронес крошечную черепашку в свою камеру. Ее панцирь был очень темный, почти черный. Я построил маленький аквариум из целлофана и пенопласта, а когда мимо камеры проходили охранники, то прятал его под нары. Когда надзиратели обыскивали камеры, я приковывал черепашку к своей руке. Удивленные охранники иногда выкидывали пустой аквариум, и тогда мне приходилось строить новый.
Все, кто видел моего маленького питомца, завидовали. Соседи иногда просили меня дать им его на день, все приносили мне еду, которую, как они думали, черепашке можно есть.
Пока я наблюдал, как она растет, меня перевели в другую тюрьму.
Я провел следующие 10 лет своей жизни в колонии строго режима в Таммсе; позже она была переименована в исправительную колонию, а в последствии и вовсе закрыта. «Дворы» этой колонии были совсем другие — каждый являлся изолированной территорией, одновременно во дворе не могло находиться больше одного человека. Они были размером с гараж для одного автомобиля, полностью сделаны из бетона, гофрированной стали и с колючей проволокой наверху.
Единственный свет исходил от прожекторов, видеокамеры и красной аварийной кнопки. Если на нее нажать, то ничего не произойдет, но иногда охранники нам говорили, что если мы опять это сделаем, то придется писать объяснительную.
К счастью, Таммс был окружен лесами с дикими животными. За оконной решеткой мы часто видели ястребов, канюков, оленей, скунсов и енотов.
Когда шел дождь, древесные лягушки карабкались по цементной стене, будто специально хотели добраться до нас. Но как только солнце высушивало стены, они не могли двигаться дальше, и оставались, также, как мы, в заключении.
После того, как я пару минут подержал в руках одну из этих лягушек, все они перестали меня бояться. Как-то раз одна из них пришла ко мне, а я посадил ее себе на плечо и начал быстро ходить кругами по маленькой камере.
Однако, после десяти лет одиночного заключения, я не мог вынести, чтобы другое живое существо было помещено в клетку со мной. Поэтому перед тем, как покинуть камеру, я выпустил всех лягушек.
В 2012 году меня перевели в исправительную колонию Понтиака, где я начал проходить программу «понижающихся шагов» [трехлетняя программа разработана для поощрения социального поведения и окончательно переведения заключенных с суперстрогого режима на максимально строгий режим — примечание BN] и жил в бывшей камере смертников. В начальной фазе этой программы, которая длилась три месяца, мы должны были ходить в комнату отдыха в клетках, размером 8 на 15 шагов.
Заключенные и сотрудники тюрьмы сразу же посоветовали мне не трогать решетку. Когда я спросил почему, мне ответили, что до нас в этих клетках содержались «метатели дерьма» — психически неуравновешенные заключенные, метавшие собственный кал сквозь прутья решетки. В этой тюрьме, я уверен, было много птиц и животных, но они, конечно, избегали этих клеток.
В конце концов меня перевезли в колонию Стейтвилла в Крест Хилле, Иллинойс, где я и нахожусь с 2012 года. В Стейтвилле нет уток, кроликов или белок. Никаких лягушек или черепах. Здесь есть, думаю, только лисы и лесные сурки.
Мы кормим сурков каждый день, и из-за этого они сильно растолстели. Они хорошо понимают тюремную жизнь — когда мы идем в столовую, они игнорируют нас, но по пути обратно заключенных ждут выстроившиеся в ряд голодные зверьки.
Это очень приятно — быть в окружении живых существ, которые не боятся тебя. Они были заключены также, как и мы, но без вреда для себя. Они формируют собственное мнение. Они могут решить сами для себя, кто из нас опасен, а кто нет.
Джозеф Доул, 40 лет, находится в исправительной колонии Стэтвилля, Крест Хилл, Иллинойз, где отбывает пожизненный срок без права на досрочное освобождение за убийство и похищение при отягчающих обстоятельствах, за которое был осужден в 2000 году. Доул настаивает на своей невиновности до сих пор.
Письмо Доула опубликовано 12 января изданиями The Marshall Project и Vice
Перевод для Barking News: Анастасия Федотова
Косатки начали нападать на лодки у берегов Испании